Надежда Федоровна – родственница моих знакомых. Узнав о том, как она «сделала» себя, буквально восстала из пепла, чтобы иметь то, что имеет сейчас, я сразу же напросилась на разговор.
Моя 50-летняя героиня замужем, имеет хотя и небольшой, но прибыльный бизнес, двух дочек, зятя и внучку. Вполне себе успешная дама. Она не сразу соглашается на беседу: «Вы думаете, кому-то интересна моя непутевая жизнь? Я ведь очень даже неправильная женщина. Но, возможно, кому-то эта история покажется поучительной и напомнит об опрометчивых поступках юности, кто-то в чем-то узнает себя – молодого, дерзкого, непокорного… Если это хоть кому-то поможет, хоть кому-то вправит мозги, тогда слушайте…»
В родительском доме
«Родом я из деревни. Отец мой работал на тракторе, мама доила коров. Кроме меня, в семье подрастали еще братик и сестричка. У меня было обычное детство сельской девчонки: прыгала в «классики» и в «резиночку», бегала с вечно разбитыми коленками и локтями, летом пропадала в лесу и на речке, зимой каталась на лыжах и санках. Все как у всех.
Знаете, мне всегда казалось, что каждый дом пахнет по-своему. В нашем пахло молоком и слегка фермой. Мама была очень чистоплотной и постоянно мыла полы и меня к этому приучала, и все равно запах был, он никогда не выветривался. И до определенного времени я его особо не замечала.
А где-то в классе седьмом я поняла, что стесняюсь своих родителей-колхозников. Да, вот такая я была. К нам в деревню приехала семья: учитель физики и медсестра. В классе появилась новая ученица: длинноногая, худющая, с тоненькими волосами. Я смотрела на Верочку и удивлялась: как у таких видных родителей могла получиться такая некрасивая девочка? Отец у Верочки был заметный мужчина – рослый, широкоплечий. В школе все вдруг полюбили физику, потому как учитель оказался веселым и с чувством юмора. Мне кажется, он был не то грузином, не то армянином, во всяком случае, нос у него был весьма примечательный – большой, мясистый. Для меня Веркин отец был необыкновенным красавцем. Правда, больше нравилась ее мама, миленькая блондинка с изящной фигуркой, пахнущая «не нашими» духами… Она работала медсестрой в местной амбулатории. Так вот, когда мама Верки шла по улице, мы, девчонки, после нее воздух нюхали: уж очень у нее были приятные духи.
Однажды Верочка пригласила нас домой, а там на трюмо стояло несколько бутылочек духов.
– Это польские, – сказала она. – Папа по блату доставал. Называются «Быть может».
Мы по очереди нюхали те сказочные бутылочки с золотыми крышечками… Наивные девчонки… Теперь-то я знаю, что бывают духи и получше, но тогда для меня, простой деревенской девчушки, это было путешествием в другой мир.
В тот день я впервые позавидовала Верочке: у нее такие хорошие родители, в доме пахнет духами, а у нас… навозом. Какой же дурой я была! Но то, что родину и родителей не выбирают, я поняла слишком поздно. Когда папе об этом сказать уже нельзя было…
Мы дружили с Верой несколько месяцев, но я никогда не приглашала одноклассницу домой: стеснялась. А в тот день она сама забежала за книжкой. Заболтались. Уходя, уже в коридоре, Верочка вдруг сморщила носик: «Фу! Как у вас воняет!» Мне вдруг стало так обидно – за себя, за родителей, за наш дом. Я мертвой хваткой вцепилась в жиденькие волосики подружки. Завязалась драка. И тут на пороге возник отец (принесла же нелегкая). В руках его угрожающе сверкнула пряжка солдатского ремня: «Сейчас я тебе покажу, как драться, дрянь такая!» И он замахнулся на меня, даже не выяснив причины драки. Отец был горячим человеком. В тот день в наших приятельских отношениях с Верочкой навсегда была поставлена жирная точка. Это ее брезгливое «фу!» я помнила очень долго. Как и след от отцовского ремня… И запах духов «Быть может».
Именно тогда и началось мое отдаление от отца. Он всегда был достаточно сложным человеком, нрав имел суровый. Но меня-то он любил. Я это знаю. Однако он не терпел неподчинения. А я была непокорной. Вот мы и не ладили.
Я была немножко не от мира сего, этакая романтическая особа: много читала, фантазировала, выдумывала. А еще я мечтала о большой и необыкновенной любви. А для этого нужен принц, который увезет меня далеко-далеко, потому что нынешние мальчишки так любить не способны. И принц нашелся.
За нашей деревней находился военный городок. В то далекое время их много было таких по всей стране и служили там ребята из разных уголков Советского Союза: из Казахстана и Сибири, с Дальнего Востока и Урала… Солдатики и на танцы к нам прибегали, и с концертами выступали – в общем, познакомиться возможность была. Виктор, высокий, крепкий, божественно красивый, пообещал увезти меня в свое далекое Зауралье. О таком принце я и мечтала…
Когда я начала встречаться с Витей, отец как-то пришел ко мне в комнату:
– Поговорить надо.
– Говори.
– С арестантом этим встречаешься?
– Зачем ты так? Ты же его не знаешь.
– Не пара он тебе. Тюрьма по нему плачет. Не доведет он тебя до добра.
Знал ли что отец о Вите, подозревал ли он его в чем, мне неизвестно. Возможно, отец о чем-то догадывался, не просто же так он тогда разговор завел.
Весной Витя демобилизовался, а я окончила школу. Шел 1991 год… До распада Советского Союза оставалось неполных три месяца…
Все мои одноклассники поступали учиться или в районный центр, или в Могилев. В Минск уезжали немногие. Я же замахнулась на столицу. Во всяком случае, так объявила всем. Я ничего не сказала даже маме, когда уезжала к Вите. Боялась, что сорвется поездка. Собрала чемодан – и в путь».
На чужбине
«Стучали колеса. В вагоне орали студенты «А я еду, а я еду за туманом, за туманом и за запахом тайги…» Они ехали в стройотряд, я ехала за романтикой – навстречу счастью и любви. Не знала я тогда, что пройдет всего несколько месяцев и полетит под откос жизнь не только моя, но и целого государства.
Стучали колеса… По голове мне надо было постучать и вправить мозги еще там, дома. Но никто ни о чем не догадывался. Уезжала я на месяц (так сказала), а вернулась домой через десять лет…
И началась другая жизнь… На вокзале в областном городе меня встречал Витя. Он здесь работал до армии, сюда же и вернулся после службы. Мы сразу же стали жить вместе. Я без проблем поступила в институт.
Через год расписались. Гостей было немного: несколько моих подружек из института да Витькины друзья – такие же веселые, шумные, горячие. Приезжала из деревни и его мама – тихая, неприметная женщина. Молча посидела в сторонке и тихонько скрылась, пожелав нам на прощанье счастья.
Уже тогда за столом я догадывалась, что Витька крутит какие-то темные дела, а позже узнала, что он занимается рэкетом. Нет, он не был крутым бандитом, но мелкие делишки выполнял: выбивал долг, устраивал поджоги тем, кто не хотел платить дань, избивал несговорчивых, ломал, крушил товар на рынке… Вот таким получилось мое скоропалительное замужество. Жена бандита… Об этом ли я мечтала, читая свои романтические романы? Когда до меня дошел весь ужас происходящего, идти было некуда. Меня можно осуждать, можно не понимать, но не забывайте, что я была за тысячи километров от родного дома совершенно одна и с грудным ребенком на руках. И было мне самой чуть больше двадцати лет.
Витя не считал себя бандитом, оправдывая свои поступки тем, что время такое, что выживает сильнейший, что одни берут больше, а другие меньше. Поначалу и я пыталась его оправдать: он ведь о семье заботится. Но потом пришло понимание, шло это грабеж, бандитизм – забирать средь бела дня деньги у другого человека.
Родилась доченька. Учебу пришлось оставить. Подрастет Сонечка, и я опять вернусь в институт – так я тогда думала. Дни проходили в заботах о дочке. Ближе к ночи заваливался муженек – пьяный, шумный, шальной. Совал скомканные денежки, на Соню даже не смотрел. Благодетель…
А спустя несколько месяцев мужа убили. Нашли Витю неподалеку от дома ранним утром 94-го года с ножом в груди. Свои разделались в пьяной драке или недоброжелатели выследили, я не знаю. Смутные были времена, никто расследованием этого дела толком и не занимался. «На одного бандита меньше стало – и слава богу», – сказали мне тогда в милиции. Знаете, не буду лукавить, мне и самой легче стало. Все, я больше не бандитская жена. Мне бы тогда уехать из того проклятого города домой, денег бы на дорогу хватило, дружки его на похороны оставили. Но как вернуться в деревню? Еще был жив отец. Приехать домой с грудным ребенком на руках? Мужа нет, институт не окончен… Он же прибьет меня. Я так боялась отца, вы даже не представляете.
Свекровь забрала меня к себе в деревню. Стали жить вместе.
Как-то быстро развалилась страна, и полилась со всех уголков мерзость. Я даже представить не могла, что станет так страшно. Свекрови не платили зарплаты полгода, я не работала. Выживали, как могли. Продавали, что можно продать, шили, вязали, перепродавали… Как тут не завыть от безысходности? И я пустилась во все грехи. Раз выпила, два, три… Свекровь поначалу молчала. Привыкла, что я правильная, даже чересчур, а тут такое. Я ведь до сих пор только кефир пила, спиртного никогда в рот не брала. Она все правильно поняла моя умная свекровь. Подошла. Обняла.
«Девочка моя, – шептала мне свекровь, – люди пережили такую страшную войну, некоторые вернулись из концлагерей, кто-то живет среди нас без рук, без ног, а мы же с тобой здоровые, сильные женщины. Неужели мы не справимся с этой неприятностью? Ведь это же не горе. Горе, что сыночка своего единственного я вернуть не могу, а остальное поправить можно. Нет смысла ждать лучших времен. Все проходит, не может же быть постоянно плохо». И я потихоньку стала возвращаться к жизни.
«Улыбайся, даже если изнутри тебя рвет боль», – говорила моя свекровь. Я просыпалась, подходила к зеркалу и … улыбалась. Самой себе улыбалась. И только потом всем остальным – дочке, свекрови, солнцу, небу, прохожим… Я жива, а это главное. Значит, я все смогу, было бы только здоровье, а трудности я преодолею. В какой-то момент я поняла, что все можно пережить. Я больше не буду плакать. Я буду бороться.
Долгими ночами думала, почему все пошло не так. А потом меня осенило: я начала взрослую жизнь с обмана, уехала, не сказав ничего даже маме, погналась за большой любовью. Я наказана совершенно правильно.
Я могла бы жить в нищете или считать каждую копейку от зарплаты до зарплаты, я, наверное, могла бы и спиться, но в какой-то момент поняла: именно я несу ответственность за свою дочь. У нее нет отца, и чтобы ей досталась непутевая мать? Это уже слишком… С этого момента и начался обратный отсчет. Я посмотрела вокруг. А все ведь не так уж и плохо: живем мы в доме свекрови, она женщина мировая, с внучкой помогает, а это немало. Было очень трудно. Мы по-прежнему ели пустые макароны, но на душе стало спокойно. Я надеялась только на себя и шла только вперед. Окончила кондитерские курсы, стала печь торты на заказ. Свекровь во всем помогала. Так и выживали.
Удивительную женщину послал мне Господь. Вместе мы и выкарабкались из горя. Однажды я спросила у нее: «В вас столько любви, тепла, почему же Витя такой получился?» Она помолчала, затем ответила: «Я и сама не раз над этим думала. Может, слишком я его баловала, строгости он не видел. Мальчишку ведь мужчина должен воспитывать, тогда толк будет. Я мягкостью своей его сгубила. Обязательно, Наденька, выходи еще раз замуж, создавай семью, детей рожай. В доме мужик должен быть».
В 96-м скоропостижно умер мой отец. Инфаркт…Не довезли до больницы. Ему не было и пятидесяти. На похороны я не поехала: не нашла денег. Да и как тогда транспорт ходил? Все равно бы не успела я из такой дали приехать…
Уезжала я из дома – молодая, гордая – и не знала, что больше никогда не увижу отца, никогда не смогу попросить у него прощения за те недоразумения, недопонимания, за обиды и обман. Столько ошибок наделала…»
Возвращение к себе
«Только через десять лет переступила я порог родного дома. Вышла на вокзале в родном райцентре. Весна. Солнце. Люди свободно ходят. Мне хотелось бежать по весенним лужам и кричать от счастья: «Я вернулась!»
Здесь, на родине, день и ночь молилась за меня мама, просила Боженьку дать мне ума, вывести на правильную дорогу. И он вывел. Сонечка в школу пошла уже в Беларуси. Здесь я встретила хорошего человека, вышла замуж, родила Оленьку. Вместе с мужем построили дом, открыли общее дело.
Мне страшно подумать, если бы мои дочки вздумали меня стесняться. А ведь я, глупая, стеснялась. Я никогда не рассказывала Соне, кем был ее отец. Зачем? Она знает, что он погиб от нелепой случайности в лихие девяностые, когда ей было всего несколько месяцев.
Мне долго пришлось восстанавливать отношения с младшими сестрой и братом. Когда уезжала, они были совсем детьми. И брат, и сестра были уверены, что из-за меня отец умер (переживал сильно, что уехала в такую даль; а когда случился приступ, скорая приехала слишком поздно).
Мамы не стало пару лет назад. Сейчас я понимаю, как тяжело жила моя мамочка. Что она видела в этой своей горемычной жизни? Чему радовалась? О чем мечтала? Чем я ей облегчила ее дни? Близких надо беречь, когда они рядышком, а я гордость показывала, обиды, стеснялась, что мамочка работает дояркой, что от нее не пахнет духами. Это сейчас я поняла, что у нас был запах счастливого дома: все живы-здоровы, вся семья вместе. А я слышала запах какого-то навоза. «Родину в чемодане не увезешь», – говорил герой одного советского фильма. И это действительно так. Я уезжала легко, беззаботно, а потом очень скучала по родным, мне так их не хватало. Ночами видела во сне речку, поле, родник, лес; чувствовала запахи дождя, сена, парного молока, коровы… И ни разу не тосковала по запаху духов «Быть может».
Думаю, что сильный духом человек никогда и нигде не пропадет. Женщина, если не пьет, справится с любыми проблемами. Я всей своей жизнью смогла доказать, что выход есть всегда.
Со временем я забрала к себе в Беларусь свекровь. Ей недавно семьдесят пять исполнилось. Еле уговорила на переезд: «Когда состаритесь, кто же там за вами будет смотреть? У вас же никого нет. А здесь будете жить в кругу близких людей. У вас и я, и внучка, и правнучка. А за Витиной могилкой специальные службы посмотрят, сейчас так можно, я все решила».
На выходных за общим столом собирается вся наша семья. И я счастлива, потому что у меня есть главное: тепло родного дома и близких мне людей».
«Есть такой простой торт «Зебра». Знаете, конечно? Берете две ложки светлого теста, затем две ложки шоколадного. И так чередуете. В разрезе получается красивое «мраморное» тесто. А иногда мы его готовили иначе: один слой светлый, один шоколадный, опять светлый. К чему это я? Просто жизнь моя как раз напоминает этот торт: светлый круг – жизнь в родительском доме, темный круг – на чужбине, опять светлый круг – возвращение. Вот такой круговорот устроила мне судьба. Это я вам как кондитер говорю».
Текст:
Тамара
ДМИТРУК.
